XXI ВЕК: НОВАЯ ФАРМАЦЕВТИЧЕСКАЯ РЕАЛЬНОСТЬ

Гандель Виктор Генрихович
Член–корр. Международной академии интеграции науки и бизнеса (МАИНБ), к.фарм.н.

Ответственность за свои действия, включающая личную ответственность перед фактическим или воображаемым потребителем лекарственных препаратов (например, в процессе дизайна), а также перед обществом в целом, уходит корнями в далекое прошлое, причем эта ответственность всегда носила моральный, административный, уголовный, а также, используя современную терминологию, имиджевый и маркетинговый характер.

По объему ответственности фармацевтическое дело не имеет себе равных, превышая таковую дела лечебного по всем аспектам деятельности, ибо на выходе ошибочного действия при разработке (дизайне) лекарственного препарата может иметь место причинение массового непоправимого вреда неопределенно широкому кругу потенциальных потребителей, как это произошло, например, при выводе на рынок талидомида. Ошибки в диагностике и назначении лечения всегда носят индивидуальный характер: страдает лишь отдельный пациент и его родственники, что тем не менее также категорически недопустимо. Именно поэтому медицинское мышление Гиппократа, легшее в основу концептуального отношения к пациенту, формализуемого девизом "не навреди", являлось не только пангуманистическим, охватывающим всего человека, весь его организм как единое целое, но и панкосмическим, вовлекающим в распознавание (диагностику) и лечение весь мир, со всеми влияющими на больного явлениями природы и событиями в ней. Другими словами, он призывал пользовать пациента с учетом его места в окружающей среде, что впоследствии обосновал и реализовал Ганеман в его знаменитой гомеопатии.

Отсюда вывод: фармацевтический менталитет, как и его медицинский "собрат" (но отнюдь не старший), исторически формировался в условиях потенциального риска нанесения вреда (ущерба), что требовало от соискателей и носителей этой самой древней и почетной профессии исключительных человеческих качеств, которых насчитывается больше дюжины — это лучшие проявления ума, сердца, души, личности, гражданина и т.д.

Здесь самое место углубиться в методологические основы становления менталитета (ментальности) как образа мышления, формирующего соответствующий архетип личности, определяющий ее потребности, чувства, мысли, поведение, поступки, отношение к другой личности, социуму, окружающей среде, а главное — к выбору профессии, последующему ее восприятию и практической реализации в рамках приобретенной компетентности.

Прежде всего, отметим, что, по мнению специалистов, менталитет семантически представляет собой понятие философское, психологическое и культурологическое. Отсюда возникает и следует определенное разнообразие менталитетов, которые эти же специалисты актуализируют как:

• национальные;
• этнические;
• религиозные;
• светские;
• общественно-политические;
• "восточные";
• "западные";
• профессиональные;
• криминальные и пр.

Следует подчеркнуть, что в реальной жизни может иметь место (и имеет) так называемая конвергенция менталитетов по одному или нескольким сущностным признакам, например, протестантский фармацевтический менталитет, русский (или российский) фармацевтический менталитет и т.д. Причем национальные, религиозные, общественно-политические и прочие разновидности ментальности (включая гендерные) накладывают определенные, порой значительные особенности на изучаемый и описываемый нами феномен, отнюдь не выхолащивая его главное содержание — гуманистический профессионализм. И здесь особый для нас интерес представляет уникальный советский (социалистический) фармацевтический менталитет, который прочно утвердился в умах многих специалистов, получивших фармацевтическое образование в СССР, не исключая и автора этой статьи. Но об этом позже.

Вернемся во времена размежевания медицины и фармации, которое происходило долго, непросто, нелегко, в основном из–за длительного отсутствия четких правовых различий между ними, особенностей сословной, религиозной, конкурентной среды, развития медицинских и фармацевтических технологий (в особенности инструментальных) и т.д. Так, например, в Европе консервативную роль в их становлении как самостоятельных направлений борьбы с недугами сыграла англосаксонская модель терапии, предоставлявшая широту полномочий в постановке диагноза, назначении лечения, изготовлении, хранении и продаже медикаментов не только врачам и фармацевтам, но даже купцам, торговавшим медицинскими товарами. Никто не хотел, как теперь говорят, терять клиентуру, лишаться доходов от врачевания, продажи снадобий, торговли. До сих пор в Великобритании, некоторых других странах Европы и особенно в Северной Америке благодаря этой модели лекарства давно продаются в продмагах, а продукты питания и спиртное — в аптеках.

В странах Востока и сегодня можно встретить множество так называемых народных лекарей (целителей) как рекомендующих лекарства, так и готовящих и отпускающих их in situ.

Юридически разделение лечебного и аптечного труда стало оформляться с появлением первых аптек, с ролью которых до этого успешно справлялись шаманы, колдуны, ведуны, знахари, а затем и лекари, собиравшие лечебные травы, коренья, животное и минеральное сырье и готовившие лечебные снадобья для соплеменников, в основном для знати.

Подобия современных аптечных заведений начали появляться лишь в конце XIII в.: как мы знаем, термин «аптека» (Apotheke) имеет греческое происхождение и означает "склад, кладовая, хранилище". В древности такие помещения имелись при дворах знати и богачей, всех, кто мог позволить себе оплачивать лечение тем или иным способом. Как установили историки фармации, первая официально зарегистрированная аптека как помещение, где не только содержат, но и изготовляют лечебные снадобья, была открыта, как известно, на Востоке, в столице Арабского халифата — Багдаде.

Аптеки стали той базой, на которой возникли первые химические лаборатории — специально приспособленные места для проведения химико–фармацевтических экспериментальных исследований, изготовления лекарственных препаратов, практического приложения развивающихся фармацевтических наук, накапливаемых эмпирических знаний. Именно здесь были заложены основы химико-технологической составляющей фармацевтического менталитета, а также выкристаллизовались принципы фармацевтической этики и деонтологии, впоследствии ставшие неотъемлемыми структурными элементами, вошедшими в анналы современной биоэтики. Профессиональное общение врачей и аптекарей продолжается долгие годы, вплоть до сегодняшнего дня, в особенности в рамках корпоративных R&D, процессов конвенциональной аптечной практики или же в регуляторном формате, причем уже сложившиеся медицинский и фармацевтический менталитеты не всегда находят общий язык или консенсусные решения.

Их объективно разлучило дело: дело лечебное и дело фармацевтическое. Говоря современным языком — это были, как уже сказано, технологии; они становились все более специфическими, сложными, непохожими, отдаляющимися друг от друга бесповоротно и безвозвратно. Фармацевтический менталитет стал формироваться преимущественно как био–химико–технико–технологическое направление мышления, медицинский — как линия объективного постижения анатомо–физиологических особенностей и качеств человека, вербально–коммуникативное с ним общение. Наиболее известным, уникальным и непревзойденным носителем обоих типов мышления (ментальности) был Ганеман — за одно это он вполне достоин уважения профессионалов. До него этим даром обладали Гиппократ, потомок великого Асклепия в семнадцатом колене по отцу, а по матери — продолжатель рода Гераклидов (потомков Геракла), а также Гален — личный врач нескольких римских императоров.

Оба они были целителями, философами, писателями, выдающимися историческими личностями. Неудивительно, что развиваемое ими преимущественно медицинское мышление приобретало черты философского осмысления процессов излечения с позиций науки того времени, взглядов на причины и условия (этиологию) возникновения заболеваний (патогенез, казуальный генез), способов их устранения (терапию).

Гиппократ вошел в историю как "отец медицины", его имя присвоено знаменитой клятве, опубликованной в 1948 г. в Женеве под названием "Врачебная заповедь". Именем Галена со времен Парацельса называют семейство лекарственных препаратов, получаемых из лекарственного сырья методом экстрагирования или реже — растворения.

Что касается Парацельса, то он, скорее всего, был первым, кто придал медицине научный характер: медицина, которая в течение более чем тысячи лет была лишь ветвью диалектики, должна была превратиться в естественную науку, не имеющую ничего общего со схоластикой. "Первым учителем в медицине, — говорил Парацельс, — являются тело и материя природы"[1].

Тело и материя природы — это то общее, что формирует ментальность вообще, а медицинскую и фармацевтическую — в особенности. Не подлежит сомнению, что обе эти ментальности, при всем их различии, прочно объединяла и продолжает объединять совокупность гуманных взглядов и гуманитарных представлений об индивидууме, его физических качествах, интеллектуальных потенциях и духовных возможностях, ценностное отношение к окружающей среде, здоровому образу жизни, роли науки в сохранении здоровья. Более того, существует некая интернациональная общность взглядов или, точнее, корпоративная солидарность, существенно облегчающих общение фармацевтов разных стран и даже континентов, помогающая лучше взаимодействовать и понимать друг друга, особенно в профессиональном плане. Если вы загляните в аптеку где–нибудь в Карловых Варах или, например, в Нью–Плимуте (Новая Зеландия) — городах, примерно равных по численности населения (около 50 тыс.), то легко найдете общий язык, взаимопонимание, схожие препараты, добавки, медизделия и пр. Более того, с вами могут поговорить на русском языке или даже местный фармацевт вдруг окажется соотечественником, что уже мало кого удивляет.

Аналогичную картину мы можем наблюдать и среди врачей, но фармацевты общаются значительно легче, проще, доверительнее, успешнее, я бы даже сказал, радостнее и дружелюбнее, уж поверьте, много раз проверял это на себе.

Известно, что термин "фармация" происходит от древнегреческого pharmakeia — применение лекарств (ранее — учение о травах). Однако происхождение этого слова можно отнести к еще более ранним периодам истории: так, в Луксоре, на одной из фресок сохранившихся комнат храма Тота — бога покровителя медицины в Древнем Египте, встречается надпись, которая, как полагают, читается как phar–ma–ki, что означает сохранность, оберегаемость, защищенность вообще и от болезней в частности. Это примерно IV в. до н.э.

Медицина — слово латинское, происходящее от medicus — "врачебный, целебный, исцеляющий", что, в свою очередь, ведет начало от medeor — "лечить, врачевать, исцелять".

Близкое к medicina слово medicare имеет два значения: «лечить» и «отравлять». А слово medicamen — «медикамент» и «яд», что напоминает врачу о важности соблюдения меры.

Об этом же говорит и индоевропейский корень вышеназванных слов — med, который и означает «середина», «мера».

Обращение к этим давно известным фактам имеет лишь одну цель: предположить, что фармация появилась не «в виде крепкого быстрорастущего побега, который, отпочковавшись от «древа» медицинской этики, уже сам в процессе дальнейшего развития специализации в фармации оброс множеством молодой поросли»[2], а, по крайней мере, одномоментно с этикой медицинской, а значит и с медициной как таковой.

На подобную мысль наводит более внимательное исследование древних китайских трактатов, представляющих несомненный профессиональный интерес, в частности, жизнеописание мифического бессмертного императора Шень-Нуна — одного из трех великих (Сань Хуан) древних правителей Китая (Фу-Си, Шэнь-Нун, Хуан-Ди), «божественного земледельца» (другие имена: Янь-Ди, кит. «огненный император» и Яо-Ван, кит. «царь лекарств»).

Легендарный император Шень-Нун не случайно появился в истории медицины и фармации, точнее, в описаниях соответствующих событий, примерно в 3700 г. до н.э.[3]. Ему приписывают открытие чая как бодрящего напитка и лекарственного средства, его относят к покровителям медицины, иногда называют, как отмечено выше, Яо-Ван («царь лекарств»). По оценкам историков, Шэнь-Нуна можно рассматривать также как первого фармаколога, открывшего множество лекарственных средств из растений. Согласно одному из мифов, он не раз отравлялся, пробуя отвары из них, но выживал благодаря магическому средству, которое, по-видимому, следует отнести к найденному им антидоту (за 36 веков до открытия митридатума).

Эпоха его бытия как минимум уравнивает «возрасты» медицины и фармации, отнюдь не умаляя их выдающуюся роль в существовании нашей цивилизации. Серьезным подтверждением такого предположения может служить феноменальный труд «Канон Шэнь-Нуна о травах» («Шэнь Нун Бэнь Цао Цзин») — наиболее ранняя, ставшая образцовой, фармакопея с описанием нумерологически (сяншучжи-сюэ) значимого, символизирующего число дней в году, количества медикаментозных средств — 365 единиц. Их описание можно свободно прочитать на русском языке по ссылке (https://teachina.wordpress.com/2010/08/13/кананон-шэнь-нуна-о-травах-шэнь-нун-б/).

Продолжение в МА №10/19